В те далекие времена детства я любила сидеть у речки, наблюдать за карасями, которых было очень много. Они ласково шуршали у моих ног, и, если я опускала ноги в воду, караси ласкались о ноги, и это приносило тихую радость. А по воде прыгали маленькие насекомые, похожие на кузнечиков. Они плавно скользили по воде. Любила сидеть и часами смотреть на их катание. Меня долго кликали, но я не слышала. Наконец, бабушка находила меня и говорила, что нам влетит от деда, нужно идти и работать.
Много лет спустя, в Индии, один просветленный йог спросил у меня, где это я всю жизнь обучалась медитации, что владею ею не хуже, чем он. В ответ вспомнила речку, цеп и мои фантазии.
Во дворе у нас был ток. Мы вместе с бабушкой цепами молотили зерно. У меня был маленький цеп - две палочки, скрепленные цепью. Когда через много лет увидела нунчаки, оружие каратистов - удивилась. Это была в точности копия моего цепа. В четыре года я била цепом по снопам пшеницы. Это была очень тяжелая работа. Зерна отлетали в сторону, а мякина падала под цепом и собиралась в горку. Потом мы собирали мякину и скармливали ее свиньям. А зерно убирали в мешки и везли их на мельницу.
Через много лет, когда попала в Сибирь и жила в общине известного ныне Виссариона, который был в моей жизни большой любовью, - и он называл себя Христом, и я верила, что это так, - передо мной встал вопрос: “Что происходит в общине?” Ответ нашелся из детства - я вспомнила ток, мякину, что складывалась в горки, и зерна, отлетающие в сторону. И Виссарион предстал в образе того, кто держит цеп и молотит, молотит...
Еще запомнила, как из конопли делали пеньку, вымачивая в карьерах с водой. Потом бабушка сидела за прялкой, и веретено ловко раскручивалось в ее руках. Позже, когда узнала, что Земля круглая и вращается, сравнивала бабушку с Матерью Бога, которая вот так же держит землю и ловко вращает ее.
Иногда бабушка роняла веретено, и я стала бояться за нее, как бы она вдруг нечаянно не уронила Землю. “Что тогда будет с нами?” На эту тему я придумывала тысячи историй, одна интереснее другой. Когда бабушки не было дома, и мне никто не мешал, сидя на печи, я играла с веретеном и экспериментировала. Прялка была солнцем, веретено - Землей, и они между собой были связаны тонкой ниткой. Я распоряжалась ими, как Бог.
Часто нитка запутывалась, один раз я чуть не проткнула себе глаз и порвала рубашку. За рубашку меня сильно побила мать. Я украдкой плакала и думала: “Почему у бабушки так ловко все получается, а у меня нет? Значит, Мать Бога может все, а я - почти ничего?” Но верила, что научусь обязательно, надо только очень внимательно наблюдать за бабушкой, ловить каждое ее движение - и я научусь.
И, замирая от внимания, я следила за движениями рук, и пропадало сознание, и мне казалось, что плыву в воздухе, растворяюсь и становлюсь невесомой и невидимой. Это занятие приносило невероятное удовольствие.
Еще любила бегать по цветущей конопле, вдыхать ее запах, и моя фантазия утихала, и я там же и засыпала. Может быть, именно конопля сделала меня такой спокойной, и не реагирующей ни на какие обиды? Часто мать злилась на меня просто так и кричала: “Ну, что с ней сделать? Только убить! Под нее хоть вару подлей!”
Раз в неделю бабушка топила печь, выгребала угли, потом застилала соломой, усаживала меня на лопатку и засовывала в печь, чтобы я могла помыться водой из чугунка. Я бралась руками за чугунок, дотрагивалась до стен и вылезала из печи вся в саже. Бабушка смеялась и называла меня чертенком. Я узнала у нее, что чертенок - это дитя Сатаны.
Первый раз я испытала страшное потрясение и оскорбилась до глубины души. Обида красной пеленой поднялась и встала перед глазами. Казалось, что разлечусь на мелкие кусочки. Думала, что больше не буду жить на свете. Уйду под свою вишенку, лягу там и умру. Но на улице была зима, и тогда я сказала, что у меня сильно болит голова, залезла на печь, укрылась тулупом и так лежала, пока не заснула.
Проснулась с непонятной тоской. И с обидой стала думать: “Вот, даже бабушка не узнает, что я - Бог! Почему?” И вдруг, как освобождение, поняла: “Когда падала с неба, сильно ударилась. Ну, конечно! Когда ударилась, сильно изменилась. Ну, ничего. Это даже интересно. Вот когда она узнает, кто я, как будет удивлена, как обрадуется и заплачет, а я вытру у нее слезы и скажу: “Ничего, бабушка, и не такое еще бывает!” Наступит время, и я обязательно скажу ей мою тайну!”
|